воскресенье, 02 марта 2014
Одно из самых ярких воспоминаний детства – «насаждение домашнего уюта». В какой-нибудь внезапный день мама объявляла, что в «этом сарае жить нельзя, уюта в нем нет», и устраивала перестановку.
читать дальшеСначала она оптом выбрасывала все «хламовники и пылесборники» - репродукции Рубенса и Брюллова, вставленные за стекла книжных полок сухие букеты и бутылки из-под рижского бальзама в цветных восковых потеках. Потом с яростным сопением тянула, толкала, пинала с места на место платяной шкаф, стол, тахту, скрипучий старый буфет с витражными окошечками, трюмо, испуганно хлопающее зеркальными крыльями, потом переставляла стулья, перетаскивала ковер и палас – этот со стены – на тахту, этот с тахты – на пол, обдирала шторы с окна и драпировала ею облезлую стену, стремительно строчила на ножной «Подолке» новую штору из отреза на несбыточно прекрасное вечернее платье, разыскивала в шкафу мебельные «дорожки», привезенные из Латвии для существующей только в мечтах новой квартиры...
Я дожидалась, пока она находила новое место для старого круглого стола, забиралась под него и усаживалась на перекрестье. Под столом пахло пылью, старым янтарным лаком, немножко – средством для полировки, увядшими розами – от болгарского масла, что я пролила на скатерть. На середине перекрестья была круглая резная штучка, похожая на помадку «рококо» - ее было очень приятно гладить, вишневая плюшевая скатерть с бахромой приглушала звуки, и мне было очень-очень уютно.
Когда мамины ноги в серых атласных шлепанцах наконец-то успокаивались, я вылезала из своей норы в комнату с новым уютом. Обычно он был довольно красив, и розовато-рыжий полосатый палас на тахте смотрелся и впрямь лучше, чемна стене, а оранжевая хрустальная ваза удачно заменяла белый фаянсовый плафон, и свет сквозь нее лился золотистый и звездчатый. Сейчас я понимаю, что раз за разом мама пробовала новые варианты собственного «подстола» - приглушенный свет, теплые краски, мебель, располагающая сесть или даже лечь, красивая тряпочка, которой можно прикрыть все потертое, старое и неприглядное... Каждый из вариантов маминого уюта вызывал восторг гостей – «как необычно, неожиданно, красиво из ничего!». Со временем полки и тонконогий журнальный столик заполняли новые сухие букеты и бутылки-подсвечники, за стеклами полок появлялись репродукции Ренуара и Рембрандта. Потом кресло под черно-красной латышской дорожкой заваливалось бельем под глажку, палас на тахте вытирался, а на полу вытаптывался, сухие букеты ломались, восковые бутылки пылились, к каждому приходу гостей производилась судорожная уборка, и однажды мама объявляла, что «в этом сарае жить нельзя!». А я ждала, когда она решит, где теперь стоять столу. Потом я перестала под ним помещаться с комфортом и сама научилась находить прелесть в насаждении уюта – однажды, в качестве сюрприза, мы вместе переклеили комнату за час до прихода отца. Особого сюрприза не получилось – онтак привык к блужданию мебели, штор и ковров, что новые обои заметил только после ужина.
За годы «войн за уют» я научилась: клеить обои и красить стены валиком, расписывать мебель обычной гуашью «под лак», выщипывать мережку на салфетках, шить шторы из чего попало и лоскутные наволочки из старой одежды, делать вазы из бутылок и светильники из ваз, собирать сухие букеты и дверные шторы из бус – и была уверена, что для моего собственного дома ничего из этого списка не понадобится. В доме моей мечты должны были быть: низкая и широкая постель, белые стены без обоев, деревянные полы без ковров, некрашеные стеллажи для книг и «всего рабочего», притворяющиеся частью стены шкафы «для всего лишнего» и много-много света... Я грезила о пустом и чистом доме в бело-серебристой гамме с парой ярких деталей, но возила с места на место три огромных пестрых павлово-посадских платка – накрывать кресло, стол и кровать, и, оказавшись в очередном пустом доме, раз за разом создавала очередную нору – с теплым светом, постелью с горой пледов и грудой пестрых подушек, плотными шторами, а потом и с сухими букетами... «В этом сарае жить нельзя», - думала я, сравнивая результат с мечтой, и, ожидая прихода гостей, накрывала кресло,заваленное бельем на поглажку, еще одним павлово-посадским платком. «Как у тебя опять уютно получилось, - говорили друзья, - и практически из ничего».
Потребовалось довольно много лет, чтобы перестать бороться с собой и понять, что «модно», «красиво», «стильно», «порядок» - это, ксожалению, совершенно не синонимы «уютно».
Так из чего же собирается уют? Задайте этот вопрос совершенно разным людям – и удивитесь, насколько сходны получаются ответы: «Абажур из корзинки, широкая кровать, клетчатый плед, лоскутное одеяло, печка либо камин, запах свежевыпеченного хлеба, большой чайник, а лучше самовар, большие кружки набольшом столе, миска с оладьями, емкости с медом и вареньем, много котов возле печки, цветные занавески, циновки, часы с кукушкой, много свободного места, старая мебель, книжные шкафы, высокие узкие окна...».
«В доме уютно, когда хотя бы один предмет лежит не там, где ему положено по всеобщим правилам размещения вещей, - футболка на стуле, кружка у компьютера, подушка на полу...».
«Самое лучшее – когда стемнеет, уже быть дома. Включаешь маленький свет, на столе умеренный творческий беспорядок, и в остальной комнате ничего не раздражает и не требует «убери меня». Можно принести из кухни антоновку (как она пахнет!) и заварить себе чаю».
«Никакого верхнего света, много книг, удобные кресла, большие окна, насыщенных цветов стены, много всяких интересных штучечек. А еще люблю, когда видны увлечения живущих: кисти с красками и прочее такое».
Уютный дом растет из всех счастливых домов детства – тайника под столом, палатки из одеяла, накинутого поверх перевернутых стульев, летнего шалаша, низкой мансарды в доме деда... Поэтому в музеях мы не без зависти рассматриваем кровати с пологом – «задернул - и в домике», и даже в хоромах с четырехметровыми потолками придумываем свой укромный угол – глубокое мягкое кресло, потайной закуток за книжным стеллажом, груду подушек, из которой можно построить гнездо... Нам – выросшим – нужен простор и дневной свет, а спрятанный в каждом «внутренний ребенок» по-прежнему любит сумрак и маленький свет ночников. Поэтому так ценят старинные «мещанские» абажуры-юбки – низко висящиенад столом, оставляющие в тени высокий потолок, просвечивающие рыжим и розовым.Не зря в признанно уютном доме помимо люстры обязательно живет множество ламп – на рабочем столе, при кровати, на стене над любимым «читальным» креслом. Порой эти лампы кочуют по дому, позволяя при помощи пледа, книги и пары подушек выстроить в круге своего света новый маленький мир в любом углу.
Счастье в детстве всегда до смешного связано с едой – и сколько бы мы не сидели на диетах, нам хочется, чтобы дом пах пирогами ихлебом, карамельной сладостью варенья, осенними яблоками, новогодней мандариновой коркой.
В уютных домах находится место для наших взрослых увлечений и сокровищ – фотографий и вышивок, собраний войлочных медведиков и моделей машинок, которые теперь никто не посмеет выбросить. В этих домах наконец-то заводятся все те кактусы, рыбки, собаки и кошки, которых мы не смогли выпросить когда-то у родителей.
Правда, в по-настоящему уютных домах никогда не бывает стерильной чистоты. Зато для поддержания повседневного уюта требуется гораздо меньше времени, терпения и сил, чем для наведения настоящего, серьезного порядка: «Из-за дивана, на котором сидели мы с Ронси, ма вытащила огромную коробку из коричневого картона, до половины заполненную таким же хламом, что валялся вокруг. Методично передвигаясь по кругу, она подбирала все, что попадалось под руку, и швыряла в коробку. Операция заняла минуты три... Прибранная, с ярко горящим огнем в камине комната выглядела теперь совсем по-другому. Только паутина оставалась на прежнем месте, но кто знает, может, завтра наступит и ее черед... Питер был прав. Ма умела экономить время и энергию...». Дик Френсис «Ставка на проигрыш»
ноябрь 2011.
@музыка:
Armin van Buuren - This light between us
@настроение:
тепло
@темы:
книги